Высокий старик горбит плечи, сутулится под тяжёлым старым пальто, поднимает воротник. Из-под свалявшегося сукна выглядывает грубое, точно вытесанное из обрубка дерева, покрасневшее от ветра лицо. И лицо-то непримечательное и непривлекательное: поджатые губы, нос как топор, да прищуренные бледные глаза под нависшими бровями.
Старик ходит тяжело, с трудом переставляя ноги. Время от времени он бормочет себе под нос какие-то смутные обрывки давних разговоров; мысли его, мутные, медленные и тревожные переворачивались как прихваченная морозцем болотная тина.
- Котята они, котятушки, - это повторял он особенно часто. С неба сыпались крупные снежинки, а освещённая фонарями мостовая горела как стеклянная: толстый гладкий прозрачный лёд гудит от холода, и сквозь него проглядывают пыль и камни улиц.
Руки у старика тоже были красные и обветренные, в толстых перчатках. Из прорезанных дыр торчали узловатые пальцы. В правой руке он держал замызганный фонарь, о захватанное стекло которого билось тонкое невидимое пламя. В левой носил большую клетку со снегирём.
Палку с железным наконечником для разбивания льда он вешал за спину. Работал основательно, неторопливо и неутомимо: обстоятельно дробил гладкий сверкающий лёд на съездах и ступенях, да сгребал в кучи. Если б не он, на улицу и выйти было бы нельзя. Госпожа Беккер, попытавшись навестить Книжный Клуб, не дождалась и пошла по нерасколотому; только подвернула ногу.
- Котятушки мои, - бессвязно повторял старик, оставляя клетку и фонарь на занесённую снегом скамейку.
Хрустел отходящий под ударами железа лёд. Снегирь метался, не успокаиваясь. Быстро, тревожно поблёскивали чёрные птичьи глаза.
дальшеСтранность была в том, что днём никто ни одной кошки не видел. Ночью же жёлтые светящиеся глаза смотрели из любого угла. Наглые голодные кошки пробирались из подворотен и гуляли по улицам, завывая и танцуя. Вилли Пробочка клялся, что одна из "этих хвостатых поганцев" след в след тащилась за ним всю дорогу до дома, а после начала вится рядом, ухмыляясь как дьявол. Вилли перепугался до смерти и забормотал, вконец струсив, "Патер Ностер". Кошку как ветром сдуло.
У Вилли дрожали руки и от него пахло спиртным.
- Ну, бабуся моя говаривала, - заметил Кевин Буквоед в неуклюжей попытке разрядить обстановку, - Страшнее кошки зверя нет.
Майкл Кляча, прямой как жердь, заявил громогласно:
- Этому парню больше не наливайте! - и прогудел, старательно понизив голос: - Слышишь, друг, в горлышко бутылки и не то увидишь.
Вилли нашли через четыре дня; он пытался зачем-то зайти в церковь и поскользнулся на обледеневших ступенях.
Старик-смотритель пришёл ночью, и кошки текли за ним как лавина, бесшумно и неотвратимо. Расселись по ступеням, скамейкам и перилам, щуря холодные желтоватые глаза. Старик поднял клетку со снегирём, дёрнул крючок дверцы. Птица затрепыхалась и вырвалась наружу, взвилась в небо. Сотни немигающих кошачьих глаз следили за ней.
- Шшш, - старик зашипел, ухмыляясь, - Котики-котята.
Кошки улыбались. Тонкие жадные улыбки, голодные глаза. Они сияли сами по себе, не отражённым светом луны и фонарей - горели как свечи над омутами.
На другом конце города Эмили Уотерфлай перевернулась на другой бок, натягивая одеяло. Резко похолодало, из приоткрытого окна потянул сквозняк. Внутрь проскользнула тонкая кошачья тень. Эмили приоткрыла глаза. Серая облезлая кошка уставилась на неё ледяными адскими глазами существа, никогда не бывавшего живым.
Образ кошки поплыл как акварель под дождём, и под обнаружилась угловатая тварь, щерящаяся игольчатыми зубами; она улыбалась как безумная.
- Эмили, - кошка замурлыкала, но чей-то голос проник ей в разум, - Накорми меня, Э-ми-ли.

Сноска: аскалац, ашкеле - бес, принимающий кошачий облик. Традиционно считалось, что аскалац встречается по ночам, ближе к Новогодней, особенно тем людям, которые растеряны или не вполне контролируют себя (пьяным, усталым, тд).